Деревня Вендреево затерялась в лесной стороне. А где лес, там и волки водятся. И все было бы хорошо, если б звери не забирались во дворы, не резали овец. Но уже раз и другой совершали серые разбой, оттого и позвали вендреевцы охотника посчитаться с четвероногими налетчиками.…Итак — по следу! На лыжах легко нестись, хоть снег и глубок. Идти надлежало осмотрительно, пристально вглядываясь в волчьи «автографы». Лесом звери сначала бежали с прежней силой, затем несколько убавили скорость. Их путь свернул в темный бор, в приземистый ельник. В глухом месте четвероногие разбойники успокоились и потрусили рысцой до самых крепей — заболоченного понизовья. Дальше разбирать след не стоило — нагнать волков все равно не удалось бы. Повернул на свою лыжню.
Теперь, не торопясь, и лес и его обитателей разглядеть можно. Вон лось месил снег ногами, скусывая на ходу побеги сосенок, а на сушине, как будто и не переставал, стучит дятел. Звук резкий, решительный.
Снег стал мельче — вхожу в краснолесье. Темные ели не сникли под снежной ношей, лишь ветви отогнулись долу. Местами куртины сосен, латунью отливают высокие стволы. Под ними разбросаны сломанные сучья в обледенелой налепи — не выдержали «белых слитков». «Кле-кле-кие»,—послышались отрывистые звуки. Мимо занятно пролетела птичка, полет дугами, вверх- вниз, как по волнам. Клест! Сел где-то невдалеке. Осторожно подбираюсь к старой растопыренной ели. Вот уже видно гнездо: поставлено на отходящей вбок толстой ветке. И без бинокля можно разглядеть — свито из мелких веточек, найденных в бору, и мха, содранного там же с деревьев-ветеранов. Гнездо, видно, глубокое и сухое: сверху его прикрывает полог густой хвои, так что ни дождь, ни снег сюда не попадут, снизу также простирается неувядаемый лапник. До земли метра три, а то и выше, и до ствола столько же, попробуй, дотянись — не достанешь.
Уступив любопытству, а возможно и из-за пугливости?из гнезда выпорхнул самчик. Покружившись возле дерева, опустился на усыхающий сук и уставился на пришельца — не обидчик ли? Чуть больше воробья, красный, на плечах буроватый крап, брюхо и подхвостье с примесью серых тонов. Отчетливо заметен темный ободок длинных крыльев и небольшой хвост вилочкой. Но больше ярких перьев выделяется клюв, ни у какой птицы не увидишь такого. Мощный, загнутый крестом — одной частью направо, другой налево, он будто самой природой предназначен для особых целей. А цель эта — вытаскивать семена из неподатливых еловых и сосновых шишек. Не справиться с таким делом обладателю прямого клюва, пусть даже и сильного. А клесту только бы родились шишки, только бы побольше попадалось жирных смолистых семян.
Под елью на снегу раскиданные шишки. Одни из них наполовину опустошены, другие только начаты. Вот для белки находка! Самой снять шишку не по силам, висящую же не умеет вылущить, одна надежда — клест поможет. Старательный клест-кормилец: тащит самке и когда она гнездо вьет, и когда после первого яйца усаживается выводить потомство. А бывает это в разгар зимы, в трескучие морозы.
Снесет клестиха три-четыре бледных яйца, посидит на них недели две и, глядишь, в гнезде запищали птенчики. Пусть они еще крошечные и беспомощные, сытый корм быстро их на крыло поставит. Всего полмесяца пройдет и птенцы станут слетками. Клестят отличить легко, шубка выдает: юные самчики оранжевые, самочки зеленые, у тех и других по одежке протянуты пестрины. Долго еще пернатая семейка будет столоваться вместе на ели или на высокой сосне. Да и как врозь, если у молодняка клюв не перекрещивается; крючковатым будет — тогда и за раздел… Но птенцов пока нет, самочка, знать, не-давно насиживать уселась.
«Кле-кле-кие» — клест корм понес. Успел уже раздобыть поживу и теперь юркнул в гнездо потчевать подругу. И в заботах эта птичка не забывает посвистеть, пощебетать, усевшись на высокий сук. А то смешается с выводком в стае — и вместе превратят сосну в такую сцену, что не оторвешься от выступлений. В зимнем безрадостном лесу послушать клестиный хор — настоящая радость для натуралиста.
По пути в Вендреево обдумывал, как лучше разделаться с волками. Облава загоном и отстрел на номерах не подходили — требовалось много сведущих людей, караулить же у приманки — чревато неопределенностью, да и отнимет не один вечер. Оставалось подложить под след взведенный капкан. Звери предпочитают ходить своим следом — так-то оно вернее, хотя доверчивости не прибавляет, так же осторожны и чутьисты. Волки чуют металл, даже если он и прикрыт снегом. К капкану, лежавшему в жилье или поставленному голыми руками, они и близко не подходят. Поэтому ловчий инструмент вываривают, заворачивают в чистый холщевый мешок и оставляют в амбаре.
Вдали волчий след неразборчивой строчкой виднеется. Тянусь ближе к крепям, где клыкастые прыть сбавляют. Остановка у засохшей осины, там поутру снег цвел от волчьей метки. Лучшего места не найти.
Углубив снег и подведя под след настороженный капкан, старательно замел неровности, будто и не подходил. Поверху положил меченый волками снег. Обратно бором, своим следом. А вот и растопыренная ель, как-то теперь клесты поживают? Гнездо на месте, но птиц не слышно, доносятся лишь мертвый голос крепнущего ветра да деревянный скрип.
И вспомнилась такая же морозная зима и встреча с клестами в студеный солнечный день. Краснохолмский лес звенел на морозе и пел. То была песня токующего клеста. Взлетев под самую верхушку ели, пернатый ухажер источал такие нежные посвисты и временами так одержимо бегал по ветке и кружился, что не заметить его не могло бы и самое равнодушное существо. Но подруга не подлетала. Тогда пылкий певец не вытерпел, опустился на другое дерево и зацокал еще одержимее. Наконец сердце обожательницы откликнулось, и серенькая птичка, выпорхнув невесть откуда, оказалась на противоположной ветке. Ухажер подсел поближе и птицы остались вместе. Начали жить, как живут вот эти мои знакомые.
Похоже, что клест до завтра угомонился. Смеркается рано, на ночлег же он усаживается, не дожидаясь сумерек. Много за день распотрошил еловых шишек, недаром называют его еловиком. Замечу, что клесты-сосновики в русских лесах встречаются очень редко. Да с еловиками их и не спутаешь: они крупнее, носатее и голосом иные. При полете сосновик выкрикивает «клок-клок-клок». Еловики в голодную зиму не побрезгают крылатками клена и семенами подсолнуха. Этим угощеньем их и подкармливают защитники природы.
Не пугая клестов, повернул на Вендреево. Вечером, не засиживаясь, улегся в избе поближе к окну: чуть засереется — на осмотр места лова.
На ногах был, когда ночь еще не приподнимала свой темный покров. Зарядив ружье крупной картечью, встал на лыжи и к крепям. При свете звезд след на виду, только б не сбиться второпях. Стылый воздух обжигает щеки, скорости придает. Вот и бор миновал, теперь тише. Остановился, так и есть — скулит. Не волк ли?
У засохшей осины металась тень. Припадая на живот и яростно вскакивая, Серый Тимофеич — так в тамбовских краях ругают волка — что есть силы отцеплялся от снега. Но тяжелая челюсть капкана намертво ухватила звериную лапу. Заслышав человека, Серый Тимофеич пронзительно взвизгнул, завыл истошно и набросился на капкан. Лязг зубов — кость и металл. Корчась в злобе, разбрасывая в темноту светящиеся угли глаз, волк предпринял последнее — отгрызть увязшую ногу: в отчаянном положении он идет и на такое. Но этому не пришлось оставить в капкане лапу: выстрел опрокинул зверя.
Перезарядив ружье, подхожу к смолкнувшему хищнику. Переярок, матереющий волк. Лобастый, широкогрудый, вдоль спины наметился темный ремень. Мертв. По следам заметно, что шел не один. Когда завертелся на месте — остальные умчались прочь.
Пока освобождал капкан и прилаживал трофей на лыжах, уже не только рассвело, а и вовсю заблистал солнечный день. Мороз закалил лыжню — не провалишься. Шагаю лесом, места знакомые. У растопыренной ели решил передохнуть. Но еще на подходе к ней был остановлен клестиной песней. Еловик, как умел, славил солнечное утро, благополучный свой промысел, предвкушение счастья. Скоро гнездо огласится верещащими детками. Зетеплится новая жизнь.
Жаровое оперенье еловика, его безунывная песня, его потомство, нарождавшееся в стужу, оживляли зимний день. Делалось уютнее…
А день все светлел на морозном солнце.